ПЛАНЕТА РАСПЯТОГО БОГА

Каталог статей

Главная » Статьи » Мои статьи

---

ОТВЕТ НА АНАФЕМУ.

Лев Толстой в 1901 г.ОТВЕТ НА АНАФЕМУ. В апреле 1901 года граф Толстой откликнулся на постановление Синода.[33] Постановление Синода вообще имеет много недостатков: оно незаконно или  умышленно-двусмысленно, оно произвольно, неосновательно, неправдиво и,  кроме того, содержит в себе клевету и подстрекательство к дурным  чувствам и поступкам. Оно незаконно или умышленно-двусмысленно —  потому, что если оно хочет быть отлучением от церкви, то оно не  удовлетворяет тем церковным правилам, по которым может произноситься  такое отлучение; если же это есть заявление о том, что тот, кто не верит в церковь и её догматы, не принадлежит к ней, то это само собой  разумеется и такое заявление не может иметь никакой другой цели, как  только ту, чтобы, не будучи в сущности отлучением, оно бы казалось  таковым, что собственно и случилось, потому что оно так и было понято.  Оно произвольно — потому что обвиняет одного меня в неверии во все  пункты, выписанные в постановлении, тогда как не только многие, но почти все образованные люди в России разделяют такое неверие и беспрестанно  выражали и выражают его и в разговорах, и в чтении, и в брошюрах и в  книгах. Оно неосновательно — потому что главным поводом своего  появления выставляет большое распространение моего совращающего людей  лжеучения, тогда как мне хорошо известно, что людей, разделяющих мои  взгляды, едва ли есть сотня, и распространение моих писаний о религии,  благодаря цензуре, так ничтожно, что большинство людей, прочитавших  постановление Синода, не имеют ни малейшего понятия о том, что мною  писано о религии, как это видно из получаемых мною писем. Оно  содержит в себе явную неправду, утверждая, что со стороны церкви были  сделаны относительно меня не увенчавшиеся успехом попытки вразумления,  тогда как ничего подобного никогда не было. Оно представляет из  себя то, что на юридическом языке называется клеветой, так как в нём  заключаются заведомо несправедливые и клонящиеся к моему вреду  утверждения. Оно есть, наконец, подстрекательство к дурным  чувствам и поступкам, так как вызвало, как и должно было ожидать, в  людях непросвещенных и нерассуждающих озлобление и ненависть ко мне,  доходящие до угроз убийства и высказываемые в получаемых мною письмах.  «Теперь ты предан анафеме и пойдешь по смерти в вечное мучение и  издохнешь как собака… анафема ты, старый черт… проклят будь!» — пишет  один. <...> В самый день 25 февраля, когда было опубликовано  постановление, я, проходя по площади, слышал обращенные ко мне слова:  «Вот дьявол в образе человека», и, если бы толпа была иначе составлена,  очень может быть, что меня бы избили, как избили несколько лет тому  назад человека у Пантелеймоновской часовни. Так что постановление Синода вообще очень нехорошо. То, что в конце постановления сказано,  что лица, подписавшие его, так уверены в своей правоте, что молятся о  том, чтобы Бог сделал меня для моего блага таким же, каковы они, не  делает его лучше.<…> То, что я отрёкся от церкви называющей себя православной, это совершенно справедливо. Но отрёкся я от неё не  потому, что я восстал на господа, а напротив, только потому, что всеми  силами души желал служить ему. Прежде чем отречься от церкви и единения с народом, которое мне было невыразимо дорого, я, по некоторым признакам  усомнившись в правоте Церкви, посвятил несколько лет на то, чтобы  исследовать теоретически и практически учение церкви: теоретически — я  перечитал всё, что мог, об учении Церкви, изучил и критически разобрал  догматическое богословие; практически же — строго следовал, в  продолжение более года, всем предписаниям Церкви, соблюдая все посты и  посещая все церковные службы. И я убедился, что учение Церкви есть  теоретически коварная и вредная ложь, практически же — собрание самых  грубых суеверий и колдовства, скрывающее совершенно весь смысл  христианского учения.<…> То, что я отвергаю непонятную  троицу и не имеющую никакого смысла в наше время басню о падении первого человека, кощунственную историю о Боге, родившемся от девы, искупляющем род человеческий, то это совершенно справедливо. Бога же — духа, Бога — любовь, единого Бога — начало всего, не только не отвергаю, но ничего  не признаю действительно существующим, кроме Бога, и весь смысл жизни  вижу только в исполнении воли Бога, выраженной в христианском  учении.<...> Ещё сказано: «Не признаёт загробной жизни и  мздовоздаяния». Если разуметь жизнь загробную в смысле второго  пришествия, ада с вечными мучениями, дьяволами, и рая — постоянного  блаженства, то совершенно справедливо, что я не признаю такой загробной  жизни; но жизнь вечную и возмездие здесь и везде, теперь и всегда,  признаю до такой степени, что, стоя по своим годам на краю гроба, часто  должен делать усилия, чтобы не желать плотской смерти, то есть рождения к новой жизни, и верю, что всякий добрый поступок увеличивает истинное  благо моей вечной жизни, а всякий злой поступок уменьшает  его.<...> Сказано также, что я отвергаю все таинства. Это  совершенно справедливо. Все таинства я считаю низменным, грубым,  несоответствующим понятию о Боге и христианскому учению колдовством и,  кроме того, нарушением самых прямых указаний Евангелия<...> В крещении младенцев вижу явное извращение всего того смысла, который  могло иметь крещение для взрослых, сознательно принимающих христианство; в совершении таинства брака над людьми, заведомо соединявшимися прежде, и в допущении разводов и в освящении браков разведённых вижу прямое  нарушение и смысла, и буквы евангельского учения. В периодическом  прощении грехов на исповеди вижу вредный обман, только поощряющий  безнравственность и уничтожающий опасение перед согрешением. В  елеосвящении так же, как и в миропомазании, вижу приёмы грубого  колдовства, как и в почитании икон и мощей, как и во всех тех обрядах,  молитвах, заклинаниях, которыми наполнен требник. В причащении вижу  обоготворение плоти и извращение христианского учения. В священстве,  кроме явного приготовления к обману, вижу прямое нарушение слов Христа,  прямо запрещающего кого бы то ни было называть учителями, отцами,  наставниками (Мф.23:8-10). Сказано, наконец, как последняя и высшая  степень моей виновности, что я, «ругаясь над самыми священными  предметами веры, не содрогнулся подвергнуть глумлению священнейшее из  таинств — Евхаристию». То, что я не содрогнулся описать просто и  объективно то, что священник делает для приготовлений этого, так  называемого, таинства, то это совершенно справедливо; но то, что это,  так называемое, таинство есть нечто священное и что описать его просто,  как оно делается, есть кощунство, — это совершенно несправедливо.  Кощунство не в том, чтобы назвать перегородку-перегородкой, а не  иконостасом, и чашку — чашкой, а не потиром и т. п., а ужаснейшее, не  перестающее, возмутительное кощунство — в том, что люди, пользуясь всеми возможными средствами обмана и гипнотизации, — уверяют детей и  простодушный народ, что если нарезать известным способом и при  произнесении известных слов кусочки хлеба и положить их в вино, то в  кусочки эти входит Бог; и что тот, во имя кого живого вынется кусочек,  тот будет здоров; во имя же кого умершего вынется такой кусочек, то тому на том свете будет лучше; и что тот, кто съел этот кусочек, в того  войдёт Сам Бог. Ведь это ужасно!<…> Верю я в  следующее: верю в Бога, которого понимаю как дух, как любовь, как начало всего. Верю в то, что он во мне и я в нём. Верю в то, что воля Бога  яснее, понятнее всего выражена в учении человека Христа, которого  понимать Богом и которому молиться считаю величайшим  кощунством.<…> «Тот, кто начнёт с того, что полюбит  христианство более истины, очень скоро полюбит свою церковь или секту  более, чем христианство, и кончит тем, что будет любить себя (свое  спокойствие) больше всего на свете», — сказал Кольридж. Я шёл  обратным путём. Я начал с того, что полюбил свою православную веру более своего спокойствия, потом полюбил христианство более своей церкви,  теперь же люблю истину более всего на свете. И до сих пор истина  совпадает для меня с христианством, как я его понимаю. И я исповедую это христианство; и в той мере, в какой исповедую его, спокойно и радостно  живу, и спокойно и радостно приближаюсь к смерти.[34] Лев Толстой. 4 апреля 1901. Москва

1 2 3 4 5 Категория: Мои статьи | Добавил: didim (26.12.2010)

Просмотров: 3802 | Рейтинг: 0.0/0

Всего комментариев: 0

Имя *:
Email *:
Код *: